Я брёл по дороге осенним днём,
Мои ноги стонали, я одолел крутой подъём,
Это было ненастным октябрьским днём,
Когда я услышал звук, напоминающий гром.
Я оглянулся назад и я увидел клуб пыли,
И из него три колеса, пожирающие мили.
Я оглянулся назад, мне было интересно: возьмёт или нет.
Я так устал голосовать за последние сто тысяч лет.
Я в безнадеге поднял руку и ты остановилась.
Ты спросила меня: «Куда тебе, милый?
Если на север, могу подвезти».
Я подхватил свою гитару, улыбнулся
И ответил ей, что нам по пути.
А ты тоже улыбнулась и сказала,
Что тебя зовут Валентина,
Что ты поставила недавно шипованые шины,
И не смогу ли я спеть что-либо для неё.
Я расчехлил свой Гибсон, затянулся и меня понесло.
Я спел ей про еврея, про такие дела, брат, любовь,
Я спел ей «Hoochie-Coochie Man», а потом
Один раз ещё про еврея, затем о любви.
Я затянул было про чай, но тут она сказала мне,
«Слышь парень, погоди».
У нас заглох мотор и я вылез из коляски.
Воцарилась тишина, вокруг всё стало как в сказке:
Поля, леса небо и ручей.
А ты вытащила фляжку, ответила
И сказала мне: «На, парень, пей».
И пока я кирял, ты разбиралась с мотором,
Но он не заводился — он решил нас взять измором.
А во фляжке был спирт и я напился так, что чуть не упал.
А ты сказала, «Извини, браток, но это не Harley, а Урал».
Я воскликнул, «Валентина, да мне плевать на Harley Davidson.
Конечно, спору нет и мы не будем с ними меряться,
Но если хочешь могу слабать тебе блюз.
Не обращай внимания на то, если я вдруг ложанусь».
И так Урал байкер блюз.
Я играл часа два, а ты возилась со сцеплением,
И вдруг свершилось чудо и я без промедления
Забрался в коляску и мы понеслись.
Да так, что ты едва успела крикнуть мне: «милый, держись».
О, гони! Гони, Валентина.
Гони! У тебя кайф, а не машина.
Гони! видишь, Валя, я совсем не боюсь.
И мы будем свободны, пока звучит мой «Урал байкер блюз».
О, гони! Гони, Валентина.
Гони! У тебя кайф, а не машина.
Гони! видишь, Валя, я совсем не боюсь.
И мы будем свободны, пока звучит мой «Урал байкер блюз».