Как далёко-далёко, где-то там в Подмосковье
Фотографию сына уронила рука,
А по белому снегу уходил от погони
Человек в телогрейке или просто зэка.
Мать прислала письмо — Захворала, сынок,
Знать, готовить бельё уж подходит мне срок.
Только прежде, чем в путь, мне хотя бы разок
Перед смертью взглянуть на тебя, мой сынок.
Потеряла покой, всё одно — как ты там,
Неужели с тобой уж не свидеться нам.
Я б примчалась к тебе да подняться невмочь,
И на дерзкий побег, и на дерзкий побег
Он пошёл в ту же ночь.
В небо взмыла ракета и упала за реку,
Ночь опять проглотила очертанья тайги,
А из леса навстречу беглецу-человеку
Вышел волк-одиночка и оскалил клыки.
Человек вынул нож, серый, ты не шути,
Хочешь крови, ну что ж, я такой же, как ты.
Только стоит ли бой затевать смертный нам,
Слышишь лай — то за мной псы идут по пятам.
Я ведь тоже, как зверь, в угол загнан людьми,
А раз так, что теперь нам делить, чёрт возьми.
Видишь сам — Бог не дал ни тебе и ни мне,
Волк ещё постоял, волк ещё постоял
И растаял во тьме.
Рвали повод собаки, в кровь сдирая ладони,
След петлял и терялся, злобно выла пурга,
А по белому снегу уходил от погони
Человек в телогрейке или просто зэка.
И ефрейтор один тоже мать вспоминал
И средь чёрных осин всё бойчее шагал,
Десять суток цена, кто назначил её,
Вот мелькнула спина и поднялось цевьё.
Сухо щелкнул затвор, оглянулся зэка,
Сука — выдохнул он и взглянул в облака.
А вверху пустота, лишь вдали по кривой
Покатилась звезда, покатилась звезда,
Словно в отпуск домой.
Снег расплавили гильзы, и истёк алой кровью
Человек в телогрейке, безымянный зэка.
А далёко-далёко, где-то там в Подмосковье
Фотографию сына уронила рука.
А далёко-далёко, где-то там в Подмосковье
Фотографию сына уронила рука.