В Государстве моём, в Тридесятом моём
Проживаю я жизнью контуженный,
Я готов воровать, я бы вышел с дубьём,
Но боюсь, и поэтому труженик.
Нас таких до хрена и выходит, что мы
Для соседей ядрёная сила,
Если завтра война, подождём до зимы
И возьмём супостата на вилы.
Исторически мы несчастливый народ,
Что не царь, то масон из Германии,
То курить заставляет, то земли пропьёт,
То грозит нам свобод обрезанием.
То что нас до сих пор душит пьяный угар
В лопухах европейских обочин,
Мы ещё обвиняем монголо-татар,
Но уже сомневаемся очень.
Эх, крапива, а бузина, сельдерей, петрушка,
У китайцев Царь-Стена, а у нас Царь-Пушка.
Мы богаты на корни, но наши вершки
Почему-то всегда загибаются,
И собрать урожаю в большие мешки
Нипочём у нас не получается.
Если кто-то из нас оторвался от масс
И засел за высоким забором,
Мы догоним его мы дадим ему в глаз
И покроем позором с пробором.
Эх, крапива, лебеда, черемша с укропом,
Уходили в господа, а пришли в холопы.
Мы общинным умом воедино крепки,
Опосля понимаем, как надобно,
Потому наши планы всегда далеки,
Но в последствии всё-таки пагубны.
Представление наше о вольном житье,
Как статьи Уголовного Права,
Потому-то сознанье томит бытие
С национал большевистской приправой.
Эх, крапива-лебеда, не мути мне душу,
Получилось как всегда, а хотелось лучше.
Эх, раз, да ещё раз, да ещё много-много раз.
Эх, раз, да ещё раз, да ещё много-много раз.
Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз.
Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз.
Два, три, эх, ёп.