А он щипал так ловко по карманам,
Тюрьма дала кликуху — Воробей.
Он трёху кочумал под Магаданом
И предан был профессии своей.
Конечно, не в законе, но с понятием,
Тогда в свои неполных двадцать пять
Любил играть в буру на голубятне,
А нам шпане с улыбкой повторять.
Что воровать по Библии грешно,
А воровской закон не Библия, не ксива,
Что времена святых прошли давно,
А хочешь жить, тогда живи красиво.
Ах, как его любила Сима-жучка,
Красивая да дело-то не в том,
Как только на Черкизовском получка,
То Воробья сдувало ветерком.
Он дела не менял на флирт красюшки
И кошельки у граждан воровал,
Но после каждой кражи эту жучку
Тащил в кабак и тихо повторял.
Что воровать по Библии грешно,
А воровской закон не Библия, не ксива,
Что времена святых прошли давно,
А хочешь жить, тогда живи красиво.
А мы его, конечно, уважали
Не за отцовский тельничек родной,
И даже в чем-то Вовке подражали,
Романтику той жизни воровской.
Его слова запомнил я навеки,
Как «Отче наш», как первый свой конвой.
Что по поступкам ценят человека,
А если в деле — думай головой.
Что воровать по Библии грешно,
А воровской закон не Библия, не ксива,
Что времена святых прошли давно,
А хочешь жить, тогда живи красиво.
Но как-то раз в Кузьминках на базаре
Под шум и гам толпы в разгаре дня
Менты поймали Вовку на кармане
И в клетку посадили Воробья.
Но даже на суде под приговором,
Словив вторую ходку за карман,
Ответил так — считайте меня вором
И подмигнув с улыбочкой сказал.
Что воровать по Библии грешно,
А воровской закон не Библия, не ксива,
Что времена святых прошли давно,
А хочешь жить, тогда живи красиво.
Что воровать по Библии грешно,
А воровской закон не Библия, не ксива,
Что времена святых прошли давно,
А хочешь жить, тогда живи красиво.