Забываю Чехова, езжу не по правилам
В кухню с «беломориной» за ночь раз по пять,
Крыша-то уехала, адрес не оставила,
И теперь не знаю я где её искать.
Крыша-то уехала, адрес не оставила,
И теперь не знаю я где её искать.
Подворотни по лбу бить будут меня, грешного,
Ночью «необобранный» бегаю, кричу —
Помогите, голуби, граждане сердечные,
Ежли крышу встретите, я её ищу.
Помогите, голуби, граждане сердечные,
Ежли крышу встретите, я её ищу.
Ах, как же я её любил от черепицы до стропил,
От струйки дыма из трубы до сеновала,
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал,
Но крыша съехала, всего ей было мало.
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал,
Но крыша съехала, всего ей было мало.
Во дворе на лавочке сяду с горемыкою,
Расскажу товарищу про свою беду,
И про то, что давеча воробей чирикал мне,
Вроде, видел крышу он в городском саду.
И про то, что давеча воробей чирикал мне,
Вроде, видел крышу он в городском саду.
А как же я её любил, по воскресеньям с мылом мыл,
Следил, чтоб летом ей не докучали осы,
Всегда хватало ей тепла, она ни разу не текла,
Но вот взяла да и свалила без вопросов.
Всегда хватало ей тепла, она ни разу не текла,
Но вот взяла да и свалила без вопросов.
Двери заколочены и замки навешены,
Чистотел бы кто-нибудь к сердцу приложил,
Закатился в Сочи бы, всех послал бы к лешему,
И на белом катере с крышею уплыл.
Закатился в Сочи бы, всех послал бы к лешему,
И на белом катере с крышею уплыл.
Ах, как же я её любил от черепицы до стропил,
От струйки дыма из трубы до сеновала,
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал,
Но крыша съехала, всего ей было мало.
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал,
Но крыша съехала, всего ей было мало.