Я весь в свету, доступен всем глазам,
Я приступил к привычной процедуре,
Я к микрофону встал, как к образам,
Нет-нет, сегодня точно к амбразуре.
И микрофону я не по нутру,
Да голос мой любому опостылит,
Уверен, если где-то я совру,
Он ложь мою безжалостно усилит.
Бьют лучи от рампы мне под рёбра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара, жара.
Он, бестия, потоньше острия,
Слух безотказен, слышит фальш до йоты,
Ему плевать, что не в ударе я,
Но пусть, я верно выпеваю ноты.
Сегодня я особенно хриплю,
Но изменить тональность не рискую,
Ведь если я душою покривлю,
Он ни за что не выправит кривую.
Бьют лучи от рампы мне под рёбра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара, жара.
На шее гибкой этот микрофон
Своей змеиной головою вертит,
Лишь только замолчу, ужалит он,
Я должен петь до одури, до смерти.
Не шевелись, не двигайся, не смей,
Я видел жало, ты змея, я знаю,
И я сегодня заклинатель змей,
Я не пою, я кобру заклинаю.
Бьют лучи от рампы мне под рёбра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара, жара.
Прожорлив он и с жадностью птенца
Он изо рта выхватывает звуки,
Он в лоб мне влепит девять грамм свинца,
Рук не поднять, гитара вяжет руки.
Опять не будет этому конца,
Что есть мой микрофон, кто мне ответит,
Теперь он как лампада у лица,
Но я не свят, и микрофон не светит.
Мелодии мои попроще гамм,
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона,
Мне сразу больно хлещет по щекам
Недвижимая тень от микрофона.
Бьют лучи от рампы мне под рёбра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара, жара.